Мы со своими девочками на переменах держимся вместе. Кроме Юли Макаровой я дружу с Катей, которая подала документы сразу на несколько факультетов и с Алиной, которая сидит впереди меня. После лекций мы идём в студенческий парк на скамейки, едим мороженое в стаканчиках и вяло общаемся. Темы банальные: кто где учился, кто где родился. Близкой дружбы не получается. Видимо, девчонки тоже еще не привыкли к новой жизни и скучают по старой. Потом все идут на остановку, а я – к Нинке. Там я, наконец, чувствую себя в своей тарелке.
Мы с сестрой сидим у неё дома, едим разогретую на сковородке картошку с котлетами, слушаем музыку, пересматриваем фотографии, вспоминаем летние посиделки в деревне. Вечером приходит с работы тётя Римма и пристаёт к нам с расспросами. Нинка психует, и закрывает дверь на кухню. Потом звонит моя мама и передаёт через Нинкину, чтобы я ехала домой, в третий раз напоминая номер троллейбуса, на котором мне нужно ехать. Пока наши мамы болтают по телефону, Ниночка идёт меня провожать.
– Мам, дай семь рублей, я куплю новый журнал «Отдохни», – кричит она, обуваясь.
– А ты что устала? – не отрываясь от телефонной трубки, усмехается тётя Римма.
Мы с сестрой идём между рядами бабулек с семечками по два рубля за стакан, мимо ларька с мороженым, мимо парней-валютчиков с табличками «Куплю доллары и золото», по подземному переходу с нищими-попрошайками. Нинка доводит меня до остановки, покупает в киоске «Роспечати» тоненький журнал и пластинку жвачек «Стиморол».
Я еду домой одна. Считаю остановки. Мне выходить на девятой. Маршрут троллейбуса номер четыре я уже знаю, по остальным маршрутам ещё не езжу. Пока я пробиваю талончик, а когда сдам экзамены и поступлю в университет – у меня будет студенческий проездной билет, и я смогу ездить бесплатно на всех автобусах и троллейбусах. Я проезжаю остановку «Стадион», на городском стадионе расположился рынок. Здесь продают одежду: ядовито-оранжевые платья в цветочек с сеткой-накидкой, устаревшие лосины, дешёвые шлёпанцы на резиновой платформе.
На мне сейчас, кстати, майка с этого рынка: мы с мамой купили её за шестьдесят рублей. Чёрная майка на бретельках в обтяжку. Бретельки идут по спине крест-накрест, красиво облегая спину. Снизу на мне мамины брюки: светло-бежевые со стрелками из универмага «Белгород». Они немного мне велики, но это благополучно скрывает пояс-резинка с бабочкой-застёжкой. В общем, никто из университетских девчонок не подозревает, что мой гардероб – это сложное сочетание дешёвого рынка «Стадион» и дорогого магазина. Всем всё нравится. Я выгляжу отлично: худенькая, стройная, с лакированной чёлкой. Я совсем не деревенская девочка, я очень даже городская.
Я очень боюсь проехать свою остановку, потому что, если проеду мимо, могу не найти дорогу обратно. Хорошо было бы сейчас выйти и увидеть у подъезда Лёшку, ведь он обещал, что заедет ко мне.
Дома мама говорит, что мне звонила Королёва и какой-то парень. Наверное, это был Лёшка.
Первые выходные
Сегодня суббота. Подготовительные курсы закончились. В среду первый экзамен – литература. Мама разрешила мне в выходные отдохнуть и ничего не учить. Но в деревню везти меня отказалась. Обещала, что поедем в следующую пятницу, если я успешно сдам экзамен. Сдам, конечно. Литературы я не боюсь. Я отлично знаю все билеты. Ещё бы, столько времени так интенсивно зубрить! Тут уже любой дурак выучит всё наизусть.
На выходные у меня грандиозные планы: повидать старых знакомых.
Во-первых, случайным образом выяснилось, что вместе с Королёвой в её колледж поступает моя одноклассница из сорок первой городской школы Ленка Ефимова. И она меня помнит, и хочет увидеться. Ничего, что раньше мы с ней не особо дружили, сейчас-то мы все выросли, изменились. Вспомним детство, может быть с помощью Ленки удастся разыскать свою близкую подружку-одноклассницу Инку Воронцову. Мне очень интересно посмотреть на девчонок спустя семь лет.
Во-вторых, мама обещала свозить меня к Оксанке из общаги. Они с тётей Людой давно получили квартиру и живут где-то в центре города. В последний раз Оксанку я видела, когда та еще ходила в детский сад. А сейчас ей уже четырнадцать лет.
В субботу я сама, как взрослая, еду в центр города на встречу с Ленкой Ефимовой. Еду с пересадками: сначала на автобусе, потом на троллейбусе. Считаю остановки, боюсь что-нибудь перепутать. Но всё обошлось. Выхожу на остановке «Кинотеатр Родина». Ефимову узнаю сразу. Она ничуть не изменилась, только повзрослела. Мы сидим на скамейке в парке, обсуждаем личную жизнь. Ленка рассказывает мне о своей безответной любви к парню из параллельного класса. Я предлагаю поехать к Инке Воронцовой. Я помню её адрес: Бульвар Юности восемь. Квартиру не помню. В те времена Инкин дом был самым последним на окраине города.
Дом находим с трудом – теперь он за ним целая улица новостроек из бежевых панелей с полукругами на балконах. На подъездах висят списки жильцов. Мы обходим все подъездные двери, находим табличку с фамилией Воронцов Н. В. и звоним в звонок. Нам открывает Инкина мама. О, боже – я её помню. Та самая женщина, которая кормила нас с Инкой жареной картошкой после школы.
– Инна, это к тебе, – растерянно произносит она – не узнаёт нас.
Из комнаты выходит Инка. Та же самая рыжая Инка, с таким же хвостиком, перевязанным резиночной, только взрослая: выше ростом, и с оформившейся фигурой.
– Привет, узнаешь? – я стараюсь скрыть улыбку, распирающую щёки, и вести себя как можно более сдержанно. Почему-то мне кажется, что в моём возрасте сильно радоваться и искренне по-детски улыбаться уже не очень прилично. (Правило хорошего тона – улыбаться всем вокруг, появилось позже)
– Витка! Ты? Вот это, да! – Инка мгновенно вспоминает меня. Инка тоже слегка скрывает свою радость, но я вижу, что подруга очень приятно удивлена мне. Ленке она рада меньше. С Ефимовой они всегда общались натянуто.
Мы проходим в квартиру. И я тут же всё вспоминаю: домики, сделанные из спичек, стоящие в стенке (раньше было модно делать такие домики), большая мохнатая игрушечная собака в кресле, Инкин папа без двух пальцев на руке. Так интересно: оказывается, память хранит всё, но где-то на дальних полочках. Ведь всё это время, я совсем не вспоминала об этой семье. И вдруг я понимаю, что помню это квартиру до мелочей, в ней почти ничего не поменялось за эти годы. Ведь, я знала, что у Инкиного отца нет пальцев, я когда-то носила на руках эту большую собаку, подаренную Инкиным крёстным ей на день рождения, я восхищалась спичечными домиками, и мечтала, чтобы Инка подарила мне один, но она говорила, что отец не разрешает дарить.
Боже, как это было давно! Целая жизнь прошла с тех пор: целых семь лет.
Инна показывает нам с Ленкой фотографии. Старые чёрно-белые и новые цветные. На них мои бывшие одноклассники вперемешку с какими-то другими людьми: приходили новенькие, кто-то уходил в параллельные классы. «7е класс» – надпись в уголке фотографии. Вот Амир Алиев – красивый черноглазый парень. Он ушёл после девятого в лицей, учиться на токаря – объяснила Инка. (сейчас все ПТУ стали называться лицеями). Вот Вовка Колесников, с которым я сидела за одной партой во втором классе – его оставили на второй год после восьмого. Вот Маринка Новикова – самая красивая девочка класса. Инна сказала, что Маринка совсем недавно обожгла себе лицо: варила сгущёнку, и банка взорвалась, Маринка теперь лежит в больнице, и поступление в институт у неё сорвалось и отложилось до следующего года.
Посмотрев все четыре толстых фотоальбома, включая альбом с неизвестными мне людьми – Инкиными дальними родственниками, попив чаю с самодельным печеньем с прикольным названием «пальчики», мы выходим во двор.
Лето, полдень, жара. Двор почти пустой. Дети разъехались на каникулы, или сидят по квартирам – смотрят «Улицу Сезам» и играют в приставку. Все качели и турники те же – из детства. Будто временем совсем не тронутые. Но качаться нам уже не к лицу. Мы, не спеша, идём вдоль двора в сторону своей бывшей школы. Она в нескольких метрах от Инкиного дома. Навстречу нам то и дело попадаются такие же пары и тройки девочек, степенно прогуливающиеся под ручку. Инка шепчет одними губами: «Смотрите, смотрите это Олеся – шлюха». И хотя ни я, ни Ленка не знаем Олесю, но каждая из нас считает своим долгом смерить поравнявшихся с нами девочек презрительным взглядом. В ответ Олеся-шлюха и её подружки одаривают нас такими же взглядами, а когда мы отходим чуть подальше – ещё и громкими смешками.
Мы подходим к сорок первой школе. Здесь тоже всё по-прежнему. Словно этих семи лет и не было. Для меня семь лет – целая жизнь. А для города, оказывается, это совсем не много. Я будто снова вернулась в детство. В носу сам собой возник забытый запах размокшей булки с вареньем, завернутой в запотевший целлофановый пакет. Такой бутерброд мама часто давала мне с собой в школу.